Резники всех стран, объединяйтесь!

Война стала реакцией массового сознания на неудачу в реализации и советской, и постсоветской утопии – что мы будем жить как в «нормальных странах». 23 года путинского правления сопровождались подавлением процессов социальной дифференциации, уничтожением институциональной автономии отдельных сфер общества: цензура медиа, подавление политической оппозиции, восстановление госконтроля над наукой, экономикой, образованием.
 
Примитивность постсоветского общества стало хорошей почвой для возвращения государственной идеологии. Доминируют милитаристские институты, включая тайную полицию, автономную от общественного контроля армию и т.д. Теперь это выдается за «традиционные ценности», через которые люди определяют себя и других. Вершину этой пирамиды образуют 5 ведущих институтов: президент (персонификация абсолютной власти), армия, ФСБ, правительство и церковь.
 
Эти институты образуют единство, которое легитимизируются через миф о наличии могущественных врагов и противостоянии великой России с ними. Пики авторитетности Путина совпадают с противостоянием с внешними врагами. Симметрично в эти моменты возрастает авторитетность армии и ФСБ, и уровень доверия им. Приход Путина означал утверждение идеи, что у России есть враг.
 
Страна поделилась на меньшинство (18-20%), которое не поддерживает войну и тоталитаризм, и на большинство, которому это нравится. При этом в последние месяцы доля респондентов, которые считают эффективными действия российской армии в Украине, снижается. Люди солидаризируются с образом России как великой державы, боятся, что страна утратит этот статус, этот образ дает им уверенность.
 
Оба кластера пассивны, слабоструктурированы, они зависят от произвола власти. Большинство гордится институтами, которые защищают страну от врагов, меньшинство отстраивается от этого, но это негативная идентичность без позитивных ценностей. При этом усталость от войны постепенно растет.

Большинство сейчас выступает за прекращение войны и переговоры, но против возврата оккупированных территорий. Это не моральное отрезвление, имперски настроенному большинству важно сохранить свою идентичность через отождествление со страной, которая может навязывать свою волю другим. Выросла доля людей, считающих, что Россия вправе любыми средствами добиваться контроля над бывшими советскими республиками.
 
Адресат демонстрации этой символической силы – не Украина, а Европа и США. Нагнетание образа угрозы извне сочетается с усилением милитаризма и ростом страха общества перед мировой войной, которое оборачивается ростом доверия к силовым структурам. Это компенсирует сознание неудачи в модернизации. Западные страны с их высокими стандартами жизни становятся объектом ненависти. Действия России воспринимаются не как агрессия, а как реакции на провокации извне.
 
Дело не в защите традиционных ценностей и духовности, а в политике уничтожения любых оснований автономности и достоинства человека. Элементами такой политики легко становится запрет абортов и атака на ЛГБТ. Эволюция в сторону консерватизма вполне закономерна и логична в рамкой этой системы.

Лев Гудков, заместитель директора и научный руководитель «Левада-центра»