Резники всех стран, объединяйтесь!

Читатели первого после вынесения очередного приговора письма российского оппозиционера Алексея Навального поражаются прежде всего тому, что в этом подробном, изобилующем деталями новейшей истории документе не нашлось места для хотя бы упоминания о войне России против Украины как важной части политических процессов настоящего. Но у меня лично это отсутствие Украины никакого удивления и никаких эмоций не вызвало. Мое коренное расхождение во взглядах со многими российскими политиками и экспертами еще с 90-х годов состоит в том, что они считают захватнические войны своей страны следствием авторитаризма, а я считаю имперскую сущность этого государства и общества главной причиной авторитаризма. Но где, как не в России, издавна научились ставить телегу впереди лошади?

Изумило меня другое – как это Навальный пропустил КГБ. Судя по изложенным в его письме фактам, российский антикоррупционер до сих пор свято верит в то, что в 90-е годы у России был некий исторический шанс, упущенный именно потому, что Борис Николаевич с родственниками "пустили козла в огород", то есть привели к власти подполковника КГБ (хотя реальной альтернативой этому подполковнику были как раз другие офицеры и руководители российских спецслужб, но это так, ненужные подробности). А я исхожу из уверенности, что это не Борис Николаевич пустил в огород козла, а что это козлы на время пустили в огород самого Бориса Николаевича, чтобы под прикрытием его харизмы и нейтралитета создать ту самую "эффективную вертикаль" безумия, которая может править Россией и после окончания политической карьеры Владимира Путина.

Возможно, Алексей Навальный воспринимает реальность именно так, потому что опирается не столько на факты, сколько на эмоции – собственные эмоции восприятия того, что происходило в те самые 90-е. Что ж, наверное, он имеет на это право. В 1991 году Алексею было всего 15 лет и он наверняка находился вдалеке от так называемых центров принятия решений. А мне было 24 года, и в силу своей профессиональной деятельности я находился вблизи этих центров, но все равно многого предпочитал не замечать. Надежда на перемены плохо помогает трезвому анализу ситуации. Хотя уже тогда были люди, предупредившие о том, кто действительно будет править Россией. Недавно скончавшийся Сергей Григорьянц посвятил анализу сущности чекистской системы всю свою непростую жизнь. Но кто в 90-е, да и потом слушал Григорьянца! Человек, абсолютно точно увидевший и обозначивший опасность, оказался маргиналом даже в диссидентском движении – и неспроста.

Я часто думаю, как сложилась бы моя жизнь, если бы я все это понимал изначально. В 90-е я сотрудничал с московской "Независимой газетой" и до сих пор храню в архиве ее удостоверение №1, подписанное главным редактором издания Виталием Третьяковым – тем самым Третьяковым, который сегодня призывает с российских телеэкранов к уничтожению моей Родины. Сейчас принято говорить, что "люди изменились" за эти годы. Но я верю не в перемены, а в задания. Третьяков уже тогда плохо притворялся либералом, но ему необходимо было вжиться в роль – он и вживался. Но это просто пример из моей собственной жизни. В 90-е все мы были буквально окружены чекистами и теми, кто по своей наивности или желанию быть поближе к деньгам и власти способствовал воплощению в жизнь программы построения чекистского государства.

Когда Навальный рассказывает, как Владимир Гусинский из тщеславия пригласил на работу генерала КГБ Филиппа Бобкова, я только горько усмехаюсь. Понимает ли Алексей степень интегрированности чекистов практически во все властные и предпринимательские структуры в 90-х? Осознает ли, что любому человеку, претендовавшему на власть и влияние, был необходим свой Бобков – просто чтобы выжить?

Мы наблюдали куда более масштабный процесс, чем приход бывших чекистов в охранные предприятия "олигархов". Процесс, который начался еще в 20-е годы прошлого века, столетия назад, – процесс противостояния партийного и чекистского аппаратов. Советские правители то давали чекистам слишком большую власть над партийными чиновниками, то уничтожали их после волн террора – но страх партийных работников перед чекистами и ненависть и презрение чекистов по отношению к партийным работникам оставались неизменными.

Казалось бы, что после 1953 года, после расстрела Лаврентия Берии и его соратников, партийный аппарат надежно подчинил себе КГБ, – но так только казалось. Уже при Андропове расправились с единственной реальной силовой альтернативой – МВД во главе со всесильным Николаем Щелоковым. А в годы перестройки удалось уничтожить и главного конкурента и хозяина Лубянки – аппарат КПСС. 23 августа 1991 года Борис Ельцин запретил КПСС на территории РСФСР. А что произошло с КГБ? Декоративное переименование? Выделение Службы внешней разведки? Может быть, парламентский контроль?

Никакой реальной люстрации. Никаких реформ. Если нам хотелось бы понять, как это должно было бы быть, можем обратиться к опыту стран Балтии, где КГБ был запрещен и расформирован, его сотрудники люстрированы, от агентов требовалось признаться в сотрудничестве. Ну или к опыту бывшей ГДР, где для общественности открыли архивы Штази.

Каким вы вообще хотели увидеть будущее России, если после краха коммунизма вы сохранили в неприкосновенности главное орудие тоталитаризма – его террористическую тайную полицию, его огромную "охранку" с тысячами агентов и миллионами доносчиков? О каком таком шансе вы сожалеете? Не было у России изначально даже тени такого шанса, зато всегда была тень Лубянки. И эта страшная тень, разумеется, не собирается удовлетворяться Россией. Когда Путин говорит о "крупнейшей геополитической катастрофе ХХ века", он ведь высказывает взгляды не просто своих соотечественников, но в первую очередь своих сослуживцев, всегда горевших желанием "исправить ошибку 1991 года".

Тот, кто действительно хочет перемен в России – если эти перемены вообще еще возможны, – должен проклясть ее имперское прошлое и чекистское настоящее. И понять, что гибель империи и гибель Лубянки – неразрывный процесс. Империя нуждается в своей циничной и лживой "охранке", а "охранка" всегда обыграет и уничтожит любого, кто наивно верит в возможность перемен в империи.

Виталий Портников